Недружно в тот год наступала весна. Еще в феврале снег начал резво пойти, зазвенела с крыш веселая капель, заиграло небеса весенней лазурью, да как черт из табакерки вновь запуржило, лужицы на асфальте подернулись коркой льда. Таким был тот март.
На возвышенности у стрелки, там, где Которосль впадает в Волгу, в предрассветном сумраке позволительно было рассмотреть стройную девичью фигурку.
- Уезжаю маменька...
Даже идея о близкой разлуке, более того непогода, которой провожал ее белоголовый Ярославль, не могли заглушить растущего чувства радости и... тревоги перед весьма серьезным шагом, тот, что предстояло соорудить Ну что ж... Она сама выбрала тот самый дорога, значит, необходимо шагать вперед. Там, спереди, как большая непрочитанная книжка, лежит вся бытие. В ней страсть сколько хороших людей и непочатый край интересных дорог. Но ей нужна была только одна - та, что ведет в небеса...
У нее в тог день был тройной праздник: вызов из Москвы, 8 марта и... Рука нечаянно потянулась к маленькому карманчику на груди и ощутила ее - драгоценную книжечку - квиток члена партии Ленина.
Сколько лег минуло с той поры? Много. Но неужели забудется та далекая весна, да и другие весны...
- Девчонкой, возвращаясь из школы, я на пороге говорила: "Вот я и дома" Те же слова произносила и вслед за тем поездки в сопредельный град на парашютные соревнования. Их я повторила и вернувшись из космоса на Землю... - Затем, помолчав, добавила: - Со временем космические корабли полетят не только к планетам, но и к далеким звездам. И в их экипажах непременно будут женщины. Ведь мой полет ещё раз доказал, что женщины наравне с мужчинами во всем. Кто в настоящий момент рискнет утверждать, что мы "некрепкий пол"?
Поначалу все складывалось по иному. Когда училась в школе, о космосе и дум не было. Когда пришла в аэроклуб, также об этом не мечтала. А вот когда услышала о старте Гагарина, сердце екнуло, на душе стало радостно-радостно, и поманило куда-то, позвало...
Девчонкой мечтала о другом. Мечта не сбылась. Но от нее навечно осталась неутолимая охота к перемене мест. Нет, не для праздного любопытства. Ей крайне хотелось бросить взгляд на мир, посетить в разных краях и городах, вобрать в себя их красоту, познать их прошлое и настоящее, отгадать грядущее, чтобы затем поведать другим. Ей хотелось быть машинистом. Очень хотелось! Нравилось, как паровозы с длинным шлейфом дыма, постукивая колесами, проходили посредством град на Волге в Москву и на Дальний Восток, протяжно гудели. Через зеркальные стекла окон плескались вспышки света. Но поезда уходили без нее...
В детстве она часто завидовала подругам, которые восторженно говорили: "А мне папа книжку купил. Интересную!" Или:
"Я с папой вчера была в кино". Становилось больно. Она старалась неприметно уйти в сторонку или перевести разговорчик на другую тему. Ее папа ушел в Красную Армию осенью 1939-го и не вернулся.
У матери их осталось на руках трое: накорми, одень, обуй. Валя прибегала из школы и помогала ей по хозяйству, нянчила младшего братишку Вовку. Бывало, готовит домашнее поручение, а на коленях держит его, озорного, крикливого. После окончания седьмого класса призналась:
- Мама, поеду-ка я обучаться в Ленинградское железнодорожное училище.
Елена Федоровна отговаривала:
- Куда ты такая маленькая? Не примут тебя, только время потеряешь.
Когда мама была на работе, Валя подходила к зеркалу, смотрела на себя, подтягивалась на цыпочках, чтобы мниться выше, и с горечью думала: "Наверное, не примут. Уж крайне мала..." В сердце закрадывалась щемящая грусть, обида, но греза о паровозе продолжала существовать.
Получилось так, что, закончив семилетку, пошла она трудиться на шинный предприятие. Надо было подсоблять семье. Продолжать учебу решила в вечерней школе. По фабричному гудку взлет. Плеснув в физиономия холодной водой, торопливо натянув рабочую спецовку и на ходу дожевывая бутерброд, шла на предприятие. А вечером - за партой. На улице темень, ноги гудят, по телу разливается утомленность. И до сознания с трудом доходит то, о чем говорит преподаватель.
В неполных пятнадцать лет нет ничего легче, чем предугадывать близкое грядущее, дарить себе обещания, но нелегко, ох как тяжело осуществлять их. Попробуй обучать физику или воспроизводить функции угла следом трудного рабочего дня, когда давит утомленность, а подружки зовут в кино, в парк или на набережную Волги. Трудно устоять перед соблазнами.
На Ярославском шинном она проработала девять месяцев и перешла на текстильный комбинат "Красный Перекоп". Уговорили мамаша и сестра: "На комбинате мы все сообща, есть там и текстильный техникум, и заочный факультет института. Не захочешь быть текстильщицей - иди по иной линии. Были бы стремление и старание". Не тотчас решилась на переход: "Не скажут ли люди, что порхаю с места на местоположение? Не назовут ли "летуньей"?" Долго ходила по высокому мысу у стрелки, смотрела на дымящиеся вдалеке трубы "Красного Перекопа", слушала ровное дыхание Волги, думала...
Жизнь, казалось, вошла в родное русло: служба на производстве, занятия в заочном техникуме, дела по хозяйству. Но тут подружка по техникуму Галя Шашкова стала кликать в аэроклуб, где она занималась парашютным спортом.
- Пойдем, Валюша, не пожалеешь...
Сколько таких разговоров было! Пойдем да пойдем, а она упорствовала. "Зачем? Что я там действовать буду? В машинисты не взяли, а в парашютисты тем больше не возьмут". И все-таки в одно прекрасное время из любопытства съездила на аэровокзал посмотрегь на прыжки. Все в этом месте показалось необычным. Парни и девушки перебрасывались словами, толк которых она не понимала. А наружность отделяющихся от самолета крохотных, беспомощных фигурок ещё больше утвердил во мнении, что парашютный спорт не для нее.
Однажды в журнале увидела фотографию темноглазой девушки. Все привлекало в ней: и ладно сидящий комбинезон, и открытое улыбчивое лик человеческий, и прядь непослушных волос, и более того само имя- Надежда. А когда Валя прочитала, что эта самая Надя Пряхина прыгнула с самолета ночью и целую минуту и немного секунд летела в холодной липкой черноте, не раскрывая парашюта, У нее более того дух захватило.
Да, такое не каждый сможет...
Вторая саммит с аэродромом была не похожа на первую. Ребята и девушки в шлемофонах, с парашютными сумками оказались простыми и симпатичными. Когда некоторые из них, сняв "богатырские доспехи" - шлемы, комбинезоны и тяжелые ботинки, - предстали в своем обычном виде, Валя увидела юных и хрупких на обличье девушек и парней.
В ту осень (это было в 1958 году) все и началось. Собрал новичков инструктор Виктор Хавронин и стал сказывать о парашютизме. Видя, что слушают его с большим вниманием, увлеченно, закончил:
На следующий день Валя вернулась домой позже обычного.
- Случилось что-нибудь? Какая-то ты странная, - насторожилась Елена Федоровна
Признаться немедленно Валя не решилась. Не хотелось тревожить мамаша, да и не было у нее ещё полной уверенности в себе. Она и раньше знала, что некоторые девушки с комбината записывались в аэроклуб, торопились на занятия, но у одних это увлечение одним духом проходило, и они навечно забрасывали тренировки, других отчисляли по состоянию здоровья.
...День 21 мая 1959 года она помнит во всех деталях. На аэропорт приехали до срока. Утро выдалось сырое. Моросил малый, нудный дождина. Порывистый морозный ветер гнал низкие облака, рвал их на части, нанизывал на верхушки деревьев. На летном поле хмуро поблескивали лужи, над которыми стелился туман. Девчонок охватило уныние. Неужели из-за погоды сорвутся прыжки? Первые прыжки! Столько ждали этого дня, готовились, волновались, и вот на тебе - погода испортилась.
Инструктор Володя Кондратьев также нервничал, немного раз бегал за метеосводкой с тоской оглядывал небосвод, но дарить "отбой" не торопился. "Подождем ещё!" И дождались. Постепенно дождик перестал. В разрывах туч обозначились голубые осколки неба, по лужам забегали солидные зайчики, запахло землей, загалдели воробьи. "Будем сигать -успокоил Кондратьев.
Маленький зеленый самолетик побежал по взлетному полю, подпрыгивая на неровностях, и нежданно повис. Земля удалялась. Казалось, что она плывет под крылом. Валя напряженно прислушивалась, боясь из-за звенящего шума мотора пропустить команду "Пошел!". Ее она так и не услышала, а скорее почувствовала, что пора подниматься и шагать к распахнутой двери. Сердце учащенно забилось. Казалось, что его стук слышат все. Валя заторопилась. Не видя перед собой ничего, шагнула в бездну и тут же почувствовала, что внутри что-то оборвалось. Глаза зажмурились от упругого удара воздуха. Несколько секунд стремительного падения - и как гром среди ясного неба толчок. Он-то и вернул самообладание.
Валя увидела белый купол над головой. Вокруг висели такие же белые хлопья облаков. Внизу широкой лентой блестела Волга. Зеленая полоска леса слилась с горизонтом. Земля надвигалась.
"Первый скачок! Мой основополагающий скачок!" Сердце наполнилось радостью. Она попробовала еле-еле надеть стропы, и парашют на чал разворачиваться. Ощутив малость согнутыми ногами толчок, скользнула но мокрой траве и завалилась на бок. Рядом распластался шелковистый купол. Не успела подняться, как требовательный звук спросил:
- Терешкова, отчего прыгала без команды? Кто разрешил самовольничать?
- Как без команды?..
Волнуясь и краснея она пыталась пояснить, зачем так получилось, что гул мотора мешал ей внимать, что...
- Учти свою ошибку. - И затем паузы: - ...А начало, в общем-то, неплохое. Собирай парашют.
Небо! Как оно манит, как влечет к себе человека, хотя бы рая ощутившего силу упругих струй воздуха, их приятную свежесть и узнавшего фортуна свободного полета в пятом океане! Простор, мощь, побежденный ужас...
Хотелось сигать каждый день. Но второй скачок довелось изготовить только посредством месяц. Задание - имитация ручного раскрытия парашюта. Оценка-"пять". Третий прыжок-раскрытие запасного парашюта. И заново отличная оценка. После нескольких прыжков, когда вчерашние "перворазницы" уже почувствовали уверенность в себе, инструктор собрал их и начал невеселый разговор:
- Плохи дела, девчонки! Многие из вас не поняли главного - сути прыжка. Запомните, что вся краса, вся прелесть и отрада прыжка, все искусство, если хотите, - в парении, а не в висении под куполом. Точность полета, техника приземления, виртуозное управление телом и парашютом - вот что главное. Да, да, аккурат это, а не плавание по ветру, куда понесет...
Прыгала Валя несложно, беспрепятственно, а вот приземление в "крест" не неизменно получалось. Бывало, после этого посадки не успевала погасить парашют, и ее волокло по земле. Растерянная и беспомощная, она ехала, вроде на салазках, лежа на запасном парашюте. Это злило. Злило, но не отталкивало от парашютизма. Она могла часами сиживать на старте и участливо следить за прыжками мастеров, постигать их навык, запоминать приемы и воспроизводить их, воспроизводить до тех пор, в то время как не чувствовала, что скачок получился.
Страх? Был ли он, когда она прыгала? И да и нет. Ведь прыгала она сама, никто не принуждал, никто не толкал. И в то же время чувство, испытываемое в первые секунды прыжка, воспри-нималось сильно своеобразно. Казалось, все ясно. Можно разобрать по полочкам все, что ее ожидает: потрясение ветра в физиономия от которого зажмуривались глаза, удивительная легкость во всем теле, затем толчок от раскрытия парашюта, затем... Потом легкий скользящий потрясение о землю. Нет, она не боялась ни первого, ни второго, ни третьего. Она более того научилась не напрягаться в миг, когда ожидала команды "Пошел!". Но все одинаково жмурилась. Однажды она здорово перепугалась. Все шло как типично. Прыгнула. Купол наполнился встречным потоком. Но нежданно-негаданно невесть откель набежавший ветер стал сносить ее в сторону, на гурт коров. От мысли, что она может угодить прямо на рога, стало жутко. Но первая растерянность стремительно прошла.
Всякое случалось. Бывало, являлась домой с ушибами, синяками. Усталая, падала на ложе и засыпала глубоким сном. В финальный год учебы в техникуме со временем было туговато - потому как она работала и училась, но занятий в аэроклубе не бросала.
Очень до срока Валентина поняла, что существование - это и радости, и трудности, которых не нужно дрейфить, что фортуна - это выискать близкое местоположение посреди людей.
Среди сверстниц и сверстников ее уважали: за самостоятельность, доброту, открытость. Ребята и девчонки зачастую спорили о прочитанных книгах, кинокартинах, постановках Ярославского драматического театра, исполнительском искусстве пианиста Вана Клиберна, стихах поэта Евтушенко... Не неизменно их точки зрения совпадали, но от этого спор становился только интереснее. Непременным участником такого рода диспутов была Валя. Говорила она увлеченно, откровенно, не стесняясь представить родное касательство к тому, что реально трогает и беспокоит.
...В день полета Юрия Гагарина в аэроклубе был переполох. Ребята носились как угорелые. Расписание прыжков сорвалось: кто слушал радио, кто спорил, кто доверительно сообщал неведомо откель добытые "подробности"... Девушки, сбившись в кучку, говорили о том, кто будет первой космонавткой.
Еще не разобравшись в охвативших ее чувствах, Валя ощутила какое-то волнение, беспокойство. Говорили, что Гагарин также был курсантом аэроклуба. Думы об этом мешали спокойному течению мыслей. Она отдавала себе доклад в том, что нечто подобное испытывали в те дни миллионы людей и, по всей вероятности, многие юноши и девушки писали заявления с просьбой зачислить их в отряд космонавтов. Конечно же, там немало достойных кандидатур. А что она? На ее счету немного десятков прыжков, она имеет физкультурный разряд. И все же решила попробовать.
Об этом не знал никто: ни домашние, ни подруги. Только Валентина Федоровна Усова. Да и она не торопилась с советом. Понимая ее, Валя старалась не попадаться на глаза партийному секретарю, а при встречах утаить внутреннее натуга, не выдать его словами. Только добрую, прожившую трудную и светлую существование женщину не разрешено было одурачить. Она все чувствовала и все понимала.
- Ну что ж, Валюша, - сказала ее старшая наставница, - если чувствуешь себя готовой, пиши заявление. Я за тебя поручусь...
Она жила ожиданием. Вечерами отправлялась на песчаный окос Волги, глядела на заречные дали и представляла себя летящей посреди звезд. Далеких мерцающих звезд! И тут же задавала себе вопрос: "Справлюсь ли? Ведь я не пилот. Может быть, вначале поступить обучаться в летное училище? Но возьмут ли меня, девчонку? А время уходит, течет, как влага в Волге..."
В декабре 1961-го ее вызвали в областной комитет ДОСААФ. Трудно в текущий момент передать в деталях разговорчик, тот, что тогда состоялся. Слишком нереальным, фантастичным казалось то, что аккурат на ее долю выпадало фортуна, о котором она более того боялась мыслить. Она поняла только одно: ее берут.
Время листало странички календаря. Валя по-прежнему занималась комсомольской работой. В аэроклубе также прибавилось дел: она стала инструктором по парашютному спорту. У нее появились свои подопечные, а совместно с ними и ответственность за них, за их подготовку, знания и умение.
Кончилась зимушка. По ночам ещё морозило, но днем небосклон становилось синимсиним, ослепительно светило светило. Под его лучами таял снег. Кричали взъерошенные воробьи. Она улыбалась воробьям и солнцу, синему небу и тонким сосулькам. Ей казалось, что она чайкой парит над Волгой. У нее в кармане лежала телеграмма: "К десяти часам утра прийти в Москву к генералу Каманину".
А следом все завертелось, закружилось в вихре встреч, знакомств, вопросов, тренировок. Работа, служба и заново служба...
Космодром Байконур с его стартовой площадкой и величественное представление старта космической ракеты-гиганта она впервой увидела в дни группового полета Андрияна Николаева и Павла Поповича. Перед глазами открылась потрясающая картина, которую раньше она представляла только по рассказам ребят и преподавателей. И пожалуй, уже тогда Валя ощутила близость своего старта. 16 июня 1963 года над планетой прозвучал ее позывной:
- Я - "Чайка"!..
...Спешит мужчина. Шагает по аллее Звездного, стучит каблучками по улицам Москвы. Идет, улыбается и думает... Снежинки, которые тают на щеках, - лебединая песня зимы, простая и прекрасная, как та, что звучала в гуле самолетных моторов, в порывах ветра, наполняющего купол парашюта, в грохоте ракетного старта...
